class="p1">Потрудившись какое-то время, мы решили не браться за создание больших блюд, а сосредоточиться на маленьких. В результате у нас вышли плошки, какие подставляют под горшки с цветами. А потом Элис, сложив кулаки, велела Ноэлю облепить их глиной, после чего они разгладили глину снаружи и изнутри мокрыми пальцами, и получилась миска. Во всяком случае, именно так они оба это назвали.

Когда изделий у нас скопилось большое количество, мы сперва выставили их для просушки на солнце, но после решили, что этого недостаточно: если уж мы взялись за гончарное дело, надо завершить его по всем правилам. Поэтому мы разожгли костёр и, дождавшись, когда он прогорит, разложили свою посуду среди мягких белых углей, мерцающих красными всполохами, набросали углей поверх, а на них положили хворост – вышло что надо. Не хуже любой другой печи для обжига.

Тут мы спохватились, что близится время чая. Посуда могла спокойно нас здесь подождать и до следующего дня. Мы и оставили её обжигаться дальше, а сами пошли домой и уже бодро шагали через поля, когда Дикки, глянув назад, бросил, словно бы невзначай:

– А костёр-то наш как разгорелся!

Мы посмотрели. Он не преувеличивал. Ярко алея на фоне вечернего неба, вверх вздымались огромные языки пламени. И кто только мог представить себе, что на такое способна какая-то плоская кучка углей, которая едва тлела, когда мы её оставили?

– Видать, загорелась глина, – предположил Г. О. – Наверное, это такой горючий вид. Я совершенно точно слышал про огненную глину[60]. А ещё бывает такая, которую можно есть.

– Заткнись! – бросил ему с тревожным высокомерием Дикки.

Нас разом накрыло предчувствие катастрофы, которая разразилась по нашей вине и может самым пагубным образом сказаться на нашей участи. С колотящимися сердцами мы устремились назад.

– А что, если мимо этого места проходила какая-то леди в муслиновом платье, на него случайно упала искра и теперь она вся превратилась в пылающий огненный столп? – с тревогой проговорила Элис.

Огня мы, когда она это сказала, не видели. Его скрывал от нас занавес густого леса, минуя который мы очень надеялись, что наша сестра ошибается. Но когда лес остался позади и нашим взорам предстала «гончарная мастерская», открывшаяся картина была не той, что представлялась пылкому воображению Элис, однако мало чем уступала ей по кошмарности.

Освальд перешёл на бег. Остальные тоже. «Сейчас не время думать об одежде. Будь храбр!» – твердил себе юный герой, несясь вперёд.

И он был храбр.

Вплотную столкнувшись со стихией бушующего огня, он сразу сообразил: сколько ни черпай воду соломенными шляпами и кепками, сколько ни лей её на горящий мост, его таким образом не потушишь. Если же переправа сгорит, то, как подсказывал Освальду богатый жизненный опыт, серьёзного наказания не миновать. Поэтому он скомандовал:

– Дикки, снимаем куртки! Тащи сюда свою! Намочим обе в ручье! А ты, Элис, брысь отсюда! Иначе в своей дурацкой девчоночьей одежде и впрямь превратишься в огненный столп!

Дикки и Освальд мигом стянули куртки. Денни тоже хотел, но мы ему не позволили, а наши куртки понёс намочить в ручье Г. О., вслед за чем отважный Освальд, приблизившись осторожно к краю горящих перил, набросил поверх огня свою мокрую куртку. Она легла на пламя, как припарка из льняного масла на грудь страдающего бронхитом.

Горящее дерево зашипело. Дым повалил такой, что Освальд почти задохнулся, однако, не мешкая, сбил пламя, пылавшее дальше, второй курткой. Трюк этот, конечно, принёс ожидаемые плоды, однако пришлось повторять его снова и снова.

Борьба с огнём выдалась тяжёлой и долгой, едкий дым разъедал отчаянному герою глаза, и он в итоге позволил прийти ему на помощь Дикки и Денни, которые давно уже рвались в бой.

В итоге мы справились. Огонь, охвативший перила и угрожавший всему мосту, был побеждён. И когда мы под конец завалили глиной проклятый костёр, чтобы он уж наверняка не принёс новых бед, Элис сказала:

– А теперь надо пойти и во всём сознаться.

– Конечно, – коротко бросил Освальд, потому что давно уже сам собирался так и сделать.

И мы направились к арендатору фермы при Моут-хаусе. Мы очень спешили, потому что, когда вы несёте подобные новости, уж лучше их сообщить поскорее. Промедление всё только усугубит.

Он выслушал нас и выругался:

– Да таких сопляков, как вы… – И это было самое доброе и приличное из всего, что он нам сказал, а произнёс он ещё очень много различных слов, которые повторять воздержусь. Уверен: когда он в ближайшее после этого случая воскресенье оказался в церкви, ему за них стало стыдно. А может, даже и раньше.

Мы в ответ на его брань лишь повторили, что нам очень жаль, но он не принял наших извинений, а только всё вворачивал ехидные дамские словечки вроде «Осмелюсь сказать…» и прочие в том же роде. Затем он пошёл посмотреть на мост, а мы отправились пить чай, и наши куртки, увы, были безнадёжно испорчены.

Однако дух великих исследователей не сломить какому-то фермеру, с его «осмелюсь сказать» и прочими подковырками. Дядя Альберта куда-то уехал, так что второго нагоняя мы избежали. И следующим же утром снова пустились на поиски реки водопадов (либо местности, похожей на горы айсбергов).

На сей раз мы выступили в поход, тяжело нагруженные большим пирогом, выпеченным Дейзи и Дорой, и шестью бутылками имбирного лимонада. Полагаю, настоящие исследователи предпочитают нести запасы его в более лёгких ёмкостях, чем керамические бутылки. Возможно, они покупают лимонад в розлив, наполняя им свои походные фляги. Так он и обходится дешевле, и фляги потом даже девчонки могут носить на спине, как дочери полка на картинках.

Правда, тащились мы тяжело нагруженные не очень долго. Стоило нам поравняться с тем местом, где накануне мы наблюдали буйство всепоглощающего огня, как на нас накатили чрезвычайно яркие воспоминания о вчерашнем, а с ними – такая жажда, что весь лимонад был немедленно выпит. Пустые бутылки мы спрятали в потайном месте, и экспедиция наша продолжилась. Сегодня каждый из нас был твёрдо намерен ещё до исхода дня достигнуть либо экваториальной, либо полярной цели.

Денни с Г. О. захотели остановиться в той части ручья, где он делался шире и становился похож на миниатюрное море. Они задумали построить там модный курорт, но Ноэль сказал:

– Нет, мы не какие-нибудь там модники.

– Но тебе-то мода как раз должна нравиться, – возразил ему Денни. – Мистер Коллинз[61] ведь написал «Оду моде», а он великий поэт.

– Мильтон тоже великий поэт, но это не значит, что мне должен нравиться Сатана,